Guilherme De Almeida (1890 - 1969)
Гильерме де Андраде э Алмейда (родился в Кампинас, 24 июля 1890 года и умер в Сан-Паулу, 11 июля 1969 года) был адвокатом, журналистом, кинокритиком, поэт, эссеист и бразильский переводчик. Он помог популяризировать японский стиль стихотворения хайку в Бразилии.
Гильерме является сыном Араужо Алмейда,- преподавателя права, юриста, и Анжелины Андраде Алмейда.
Алмейда женился на Белкисс Баррозу де Алмейда и у них родился сын,- Ги Сержиу (Haroldo Estevão Zózimo) Баррозу де Алмейда.
Воевал на стороне конституционалистов в революции 1932 года. Его самая известная работа -"Носа Бандейра" (Наш флаг), также известны "Монетка Сан-Паулу" и острый политический памфлет "Молитва на последнему рубежу". Алмейда был провозглашен своими соратниками поэтом революции.
УРОК
Заплаты на моей одежде бедной, незамутненный блеск монеты медной и этот черствый хлеб полней, чем все тома в библиотеке, раскроют мир, сокрытый в человеке, пред теми, кто не слеп. Как карта мира – латаное платье, его урок гласит: все люди – братья, их неразрывна связь. Монета высшей учит нас науке: к деньгам, из рук переходящим в руки, не прилипает грязь. Кора земная – та же корка хлеба; запомни: тех, кто щедр, земля и небо одарят, не скупясь. Заплаты на моей одежде бедной, незамутненный блеск монеты медной и этот черствый хлеб полней, чем все тома в библиотеке, раскроют мир, сокрытый в человеке, пред теми, кто не слеп.
ВТОРАЯ ПЕСНЬ СТРАННИКА
Усталый, изможденный, слабый, я бы погиб в пути, когда бы в твоем саду не срезал сук. Мне осязаньем став и зреньем, мой посох тайным соглашеньем связал меня и тьму вокруг. Не досаждал мне ни разбойник, ни вставший из земли покойник, ни ядовитая змея. Но люди хохотом встречали меня, бредущего в печали. «В чем тут причина?» - думал я. И как-то раз, сквозь хохот шумный, я разобрал слова: «Безумный, он носит дерево с собой!» Я поднял взгляд: цветет мой посох, сзывая птиц, купаясь в росах, звеня плодами и листвой.
ЧЕРНАЯ МАГИЯ
Ночь – словно ведьма. Черный лес ее всклокоченные космы. Толчет осколки звезд в бездонной ступе космос. Разбитым зеркалом глядит луна с небес. Как погремки змеи гремучей, лягушек голоса скрипят в глуши дремучей. Скользит, как белый призрак, лунный луч. Бормочет заклинанья ветер. Облако находит на луну, являясь в облике летучей мыши. Клочья грозных туч затмили небо. Мрак сгустился… Вдруг пять огней зажглись… Разверзлась темнота… Дрожа от страха, мир перекрестился созвездьем Южного Креста.
СТИХОТВОРЕНИЕ В СКОБКАХ
Как хорошо, что ты пришла! Лил золото закат в окно ко мне – я запахнул портьеры на окне, дышавший облаками табака, я в пепельницу бросил облака и увлекательнейшую из книг с покорностью захлопнул в тот же миг, улыбка на лице моем цвела – я смял цветок, став мрачным, как скала, но злую шутку с уст прогнал своих, для поцелуя приготовив их, светилось счастье у меня в глазах – тебя я встретил чуть ли не в слезах…) Как хорошо, что ты пришла!
АЛИБИ
Нет, меня не бы там в тот момент, когда жизнь свершала свое преступленье – когда губы шептали ложь, срывали одежду глаза и пальцы переплелись и содрогнулись тела, покрывшись брызгами крови… Нет, меня не было там. Вдали от огромного мира, я был в своем маленьком мире, завернутом, как подарок, и перевязанном крепко шнуром моих параллелей и лентами меридианов. Я сочинял эти строки. Поверьте, что к преступленью я не имею касательства. Примите стихи в доказательство.
ЖИЗНЬ – МОЯ!
Моя – вся эта жизнь, моя! Жизнь, что назло завесам, нам была дана зарей, но, как сомнамбула, во тьме блуждает… Жизнь – моя! Жизнь, рвущаяся ввысь без робости, чтобы чертить во мраке пропасти зигзаги молний… Жизнь – моя! Жизнь, собирающая ливни и в посевы струй прямые линии вонзающая… Жизнь – моя! Жизнь, пульсом бьющаяся в воздухе и льющая, как волны, отзвуки от сердца к сердцу… Жизнь – моя! Жизнь, что тебя больную, слабую в песках пустынь венчает славою, словно оазис… Жизнь – моя! А я влюблен в тебя без памяти, как в крону – тень, и, значит нам идти, как прежде рядом, жизнь моя!
КАБАРЕ
Свет, полощущий ленты в зеркалах тротуаров. Полосатые тенты ресторанов и баров. В зал спустившись по лестницам, видишь, как полумесяцем алкоголически меланхолический нимб исходит от рампы. Королева подмостков, словно бабочка, в блестках мерцающей лампы, вьется в лунном тумане, дурманит и манит, летя и тая. Но, как скальпель прозектора, вспыхивает прожектора игла золотая, впившись в бабочку белую, гибкое тело ей делая жестким. В публике – ни хлопка… Луч пришпилил к подмосткам мертвого мотылька.
МОЯ МАТЬ
Руки твои, прижимавшие к теплой груди мою голову, жажду мою утоляли и насыщали мой голод… Руки твои, опускавшие полог моей колыбели, сны мои населяли ангелами и феями… Руки твои окрыленные детство мое осеняли облаком ласки и ладана… Руки твои целомудренные перебирали, как четки, день за днем моей жизни… Руки твои прощальные, белые, заледеневшие, скрещены на груди… Кто же в час мой последний мне закроет глаза?
САМОЕ ЛУЧШЕЕ ВРЕМЯ
Час, когда хорошо размышляется вслух на террасе, увитой плющом. Час, когда палевый вечер на стеклах потух, словно нитью, последним своим золотистым лучом вышив пальмовый веер. Час, когда скрадываются расстоянья, когда зеленая песня лягушки звучит у пруда, и первые звезды, прислушавшись к ней, над лугами повисли. Час, когда дыша тишиной, разматываются, как клубок шерстяной мои мысли.
*****
Посеяв в добрый час и под звездой счастливой, взрастил я урожай отборного зерна. Но знай: за этот хлеб, удавшийся на диво, мучительная мной заплачена цена. Даруя всходам жизнь, кровоточила нива, рыдало облако, питая семена, и солнце тяжкий путь по небу терпеливо свершало, чтоб теплом их наделить сполна. Взяв серп, увидишь ты: меж золотистых злаков лучатся пламенем костры цветущих маков, которые весной зажгла моя любовь. Храни их в память той, ради кого упорно трудился сеятель, разбрасывая зерна, чтоб в мертвой пашне жизнь рождалась вновь и вновь!
ЧАСОСЛОВ СЕСТРЫ ДОЛОРОЗЫ
ИСТИНА
Я в жертву скорби принесла веселье, в монашеской уединившись келье. Мой храм - оазис свежий и цветущий, сон белых бедуинов в зной гнетущий. Здесь чахнет плоть - так лилия на глади озерной увядает, в небо глядя. Душа парит - а тело на облитых мерцаньем витражей простерто плитах. И рвется сердце, как подсолнух к свету, к своей мечте, идя за ней по следу... Я истину ищу, как и искала. Но не найти вовек во мхах и скалах пруд, где она, нагая, спит в глубинах, как взор мой спит в твоих глазах любимых. Я Господу заглядываю в очи - в колодец, что сияет среди ночи. Но истины сокрыт волшебный облик. На дне я вижу только бледный отблеск самой себя, смотрящей в воду с дрожью, пятная зеркало изящной ложью.
ИСКУШЕНИЕ
В полночь вставал...Пс., 18, 62 Проснувшись ночью поздней из-за бесовских козней, печальна и бледна, в задумчивости кроткой я медленной походкой спустилась в сад одна. Земля в саду церковном об утре безгреховном лелеяла мечты... Но, словно рты, алели, целуя мрак аллеи, безумные цветы. Ах, этой душной ночью соблазн и грех воочью я увидала вдруг: горящих глаз призывы, манящих уст порывы, извивы страстных рук. С ночного небосвода струила сладость меда чарующая мгла на душу, что доныне лишь горечью полыни пронизана была. Так наважденье ада, восстав из гущи сада, мне сердце оплело и помутило разум, разрезав, как алмазом, души моей стекло. Я страстно захотела окутать мраком тело и ждать прихода дня, чтоб, утолив мой голод, рассвет, горяч и молод, в объятьях сжал меня... Придя в себя, я в муке воздела к небу руки, сгорая от стыда. И было мне виденье - знак о моем паденье: упавшая звезда.
МОИ ГЛАЗА
И поднялась великая буря...Мар., 4, 37 Глаза мои были (то время вернуть бы!), как будто два моря: кораблики плыли (печальны их судьбы!) под парусом белым в лазурном просторе. Шли шхуны и барки (как знать мне, откуда?), наверно, с Востока в морях эти ярких (бывает же чудо!) и сны, как подарки, везли и издалёка... Я плакала как-то (на море ненастье!) и горькие слезы мой взгляд омрачили (ах, где мое счастье?), затмив мои грезы, как черные грозы. С тех пор в моем взоре (соленом, как море!) одно отраженье: грядущее вскоре (о горе мне, горе!) кораблекрушенье...кораблекрушенье...
ГЛИНЯНАЯ АМФОРА
...и вино вытекает...Матф., 9, 17 Я с амфорой иду, наполненной до края, струю бесценную на землю проливая... О нищий пилигрим, мной встреченный в пустыне, - бредущий издали, ты так мне близок ныне! Возьми же амфору, Пришелец Ниоткуда - пока мое вино из полного сосуда не вытекло, налей целительную влагу в свою иссохшую от вечной жажды флягу и продолжай свой путь, но помни встречу нашу! Любовь - бальзам души, что переполнил чашу.
