Gonzalo de Berceo, (между 1180 и 1246)
Испанский поэт. Был священником в монастыре San Millan. Одни произведения его относятся к историческим событиям и преданиям, другие — чисто религиозные (гимны, поэмы). Тон Г. — эпико-героический. В языке его замечается шаг вперед сравнительно с эпохой, когда сочинялась поэма о Сиде. Избранная им форма стиха — quaderna via — заслуживает особенного внимания, потому что была в продолжение двух веков любимой формой испан. поэзии. Несмотря на узкий кругозор, бедность фантазии, малое образование Г., в его произведениях попадаются драматичные места. Г. отразил кроткую, доверчивую и задушевную набожность своей эпохи, так же, конечно, как и мрак ее невежества.
ЧУДЕСА ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЫ
Отрывок-
Друзья мои и братья, храни всевышний вас! Я вам чудесный случай поведаю сейчас; примите благосклонно нехитрый мой рассказ- в нем вымысла ни капли, лишь правда без прикрас. Зовут меня Гонсальво, в Берсео я рожден; я шел в места святые однажды на поклон, вдруг вижу: луг зеленый, цветами окаймлен, всех спутников усталых к себе сзывает он. Цветы благоухали, и запах луговой дарил душе и телу отраду и покой, а из-под глыб струился родник - его водой согреться можно в стужу и освежиться в зной. Вокруг, в садах ветвистых, среди густой листвы в избытке груш и яблок, гранатов и смоквы, но нет плодов прогорклых, и сорной нет травы, такое изобилье встречали вряд ли вы. Как ярок луг душистый, как зелен пышный сад! Их негой одурманен, их свежестью объят, я словно вновь родился - ведь каждый был бы рад всю жизнь прожить, вдыхая столь сладкий аромат. Нет в этом мире прелестней уголка живительней прохлады, свежее ветерка! И, сняв свои одежды, в тени, близ родника прилег я, и от сердца отхлынула тоска. Лежал я отрешившись от тягот и забот и слушал с наслажденьем, как птичий хор поет; ни на одном органе не взять подобных нот, наш голос и подавно лишен таких красот. Одни тянули квинту, другие пели в лад, никто не ошибался, вступая невпопад, а хриплых птиц, понятно, не допускали в сад, чтоб не испортить стройных пассажей и рулад. Ни арфы, ни органа, ни лютни не найдешь, чей голос был бы также приятен и хорош; певцов и музыкантов, какого не возьмешь в сравненье с хором птичьим не ставлю я ни в грош. Об этих дивных землях веду я разговор не для того, чтоб взяли с них десятинный сбор. Да как и взять? Здесь столько чудес прельщает взор, что сосчитать не в силах их ни один приор. Еще я убедился, когда попал туда, что этот луг прекрасный не вянет никогда; на нем не сохнут травы ни в зной, ни в холода, ему любая буря не нанесет вреда. Едва я лег на землю, к траве густой приник, от всех своих печалей я исцелился вмиг, боль отлегла от сердца, и просветлел мой лик - здесь обретает счастье любой из горемык. Сюда спешат, увидев такую благодать, и человек, и птица, чтобы цветы сорвать; рвет каждый, сколько хочет, но луг в цветах опять - один бутон обломан, а вырастает пять. Места такие встретишь, пожалуй, лишь в раю, где воплотил всевышний всю красоту свою; кто создал это чудо - тому хвалу пою, мы были бы безгрешны, живя в таком краю. И если б сладких яблок, алеющих вокруг, вкусил Адам, навряд ли он был бы изгнан вдруг, и жили бы, как прежде, в раю, не зная мук, проматерь наша Ева и с ней ее супруг.
Издательство "Прогресс", Москва, 1978г "Испанская поэзия в русских переводах"
